— То есть все эти жуткие тренинги…
— Все было ради тебя.
Я смотрела на него с недоверием, пытаясь понять, какова доля шутки в этой шутке. Но он выглядел абсолютно серьезным.
— Послушай, но это все как-то… А почему нельзя было сразу…
— … вызвать тебя в кабинет, и сказать: Лисова, вы мне нравитесь, давайте уже обойдемся без всех этих глупостей и сразу застрянем в лифте?
Я попыталась себе это представить такое начало карьеры. Да уж, наверное, лучше тренинги. Но нельзя же так просто признать его правоту:
— Вначале, может быть, и да, а потом?
— Через какое-то время мне начало казаться, что я преуспел. Ты так на меня смотрела, что я решил: пора действовать! Серьезно, я даже купил билеты в театр. Вот ты любишь театр?
— Если честно, не особенно, — призналась я.
— Я тоже терпеть не могу. Видишь — у нас много общего!
— И где мои билеты?
— Ну понимаешь ли, тут такая штука… — он смешно поморщился, — менеджер по уборке частенько рассказывала мне про свою племянницу. В основном про ее проблемы на работе. У нее, знаешь ли, такой жуткий шеф, не могу тебе передать. Я слушал ее рассказы и думал, как можно быть таким… — он не стал говорить слово, но я его угадала. — И вот как раз тут у этой милой женщины дома прорвало трубу. Дальше рассказывать?
Я вздохнула.
— Наверное, нет.
Я вспомнила растерянное лицо шефа в день нашей встречи в кухне, мысленно добавила к этой картине билеты в театр… Да, нехорошо получилось…
А вот что было бы, если бы тогда…
Додумать он мне не дал. Сжал в объятиях, целовал — до головокружения, и снова утащил в тот омут, где нет ни меня, ни его, где есть только мы и нам чертовски здорово.
— И в Павла Александровича ты не поверил? — дыхание восстановлено. Можно продолжать допрос.
Он ответил не сразу.
— Ну разве что самую малость и поначалу… Я ведь знаю Пашу. Он думает, что ужасно хитрый. Хотя на самом деле он прямой как рельса. Он ведь по-прежнему работает с моим отцом.
Неужели? Я вспомнила, как мой лучший друг упоминал какого-то загадочного инвестора. А ведь могла бы и сама догадаться. Кажется, кое-что проясняется.
— Вот представь. Ни с того ни с сего компания, которая фактически принадлежит моему отцу, начинает покупать у меня принтеры в промышленных масштабах. А потом тот же агент, что работает с ними, вереницей тащит других покупателей, и все они по странному стечению обстоятельств тоже партнеры моего отца. В этом месте я начинаю догадываться, что дело тут не в том, что у моего агента шуры-муры с Павлом Александровичем, а в том, что отец хочет мириться.
Сейчас, наверное, следовало спросить, почему они поссорились. Но, во-первых, я об этом знала, а во-вторых, я хотела спросить кое-что совсем другое.
— А как Ольга?
— Какая Ольга? — не понял он или сделал вид, что не понял.
— Та самая. Акула. «Антураж».
Никита поморщился.
— Не хочу о ней… — похоже, воспоминания об акуле были не самыми приятными. — С «Антуражем» мы работать не будем.
— Точно? — спросила я.
— Точно! — он рассмеялся и чмокнул меня в макушку. — Даже если небо упадет на землю.
— Обещаешь?
— Обещаю! — торжественно заявил Никита.
Ну что ж, раз у нас все хорошо, можно уже спать. Засыпая, я чувствовала, как его пальцы легонько гладят меня по волосам.
Кажется, у нас и правда все хорошо.
31
Как утверждает народная мудрость, утро добрым не бывает. Ну и ладно.
Зато оно бывает таким — томным и переполненным ленивой нежностью, прерывистым шепотом, поцелуями, глупыми признаниями и заговорщическими смешками. И снова поцелуями…
И все-таки суровая реальность не может не ворваться даже в такое утро. За окном послышалось урчание мотора, хлопок двери и голос, очень знакомый голос:
— Доброе утро, Никита Владимирович!
Черт возьми, а об этом я как-то не подумала. Менеджер по уборке Раиса Пална прибыла к месту службы. И вот как теперь выбираться? Последнее, чего бы мне хотелось, это чтобы она узнала, что нынешнюю ночь я провела в «очень коттедже».
Я вскочила с кровати и заметалась по комнате, судорожно соображая, что делать. Отличная идея пришла сразу — да она и была на поверхности! Если за дверью неприятель, надо… Правильно! Я отодвинула штору и выглянула в окно. М-да… Кажется, второй этаж. Точно! Мы вчера однозначно поднимались по лестнице, подолгу задерживаясь на некоторых ступеньках.
Зачем делать спальню на втором этаже? Чем первый-то не хорош? Спасибо хоть не на третьем! Или все-таки на третьем?
Да какая разница! Другого выхода все равно нет.
Я покосилась на шкаф в углу, затем на кровать.
— Значит так, — сказала я деловито, — тут явно должны быть еще простыни. Нужно хотя бы… — я попыталась прикинуть точное количество, — хотя бы несколько. Мы свяжем их одну с другой, и я спущусь вниз, а там уже и до машины недалеко! И Раиса Пална меня не увидит!
По-моему, прекрасный план! Я начала вытаскивать простыню.
— Зато тебя увидят охранники! — ответил на это Никита.
— Охранники? — на секунду я замерла. — И что они сделают?
— Как что? Начнут стрелять на поражение.
— Серьезно?
— Нет! — Никита осторожно забрал простыню у меня из рук и проговорил: — Знаешь, что мы сделаем…
Я приготовилась внимательно слушать.
— Мы не будем связывать простыни. Мы свяжем тебя, чтобы ты не наделала глупостей! Если ты уж так не хочешь сталкиваться с Раисой Павловной, вовсе ни к чему заниматься тут альпинизмом. Я сейчас спущусь, отвлеку ее, попрошу приготовить мне кофе, а ты тем временем выскочишь из дому, сядешь в машину, и никто ничего не увидит.