Таксист торопился. В его случае точно время — деньги. А ехать по ночной улице можно куда быстрее, чем днем. Так что, выражаясь образно, он вовсю пришпоривал своего заскучавшего без скорости коня. А потому на поворотах нас ощутимо потряхивало.
Особо крутой вираж в исполнении этого шумахера — и меня просто швырнуло на замершего в задумчивости Никиту Владимировича. Что-то в последнее время, я слишком часто на него падаю.
Я не стала дожидаться, пока он опять скажет: «Лисова, давайте вы с меня уже встанете», и попыталась подняться сама.
Вы пробовали подняться со своего босса в тесном такси, если это такси будто нарочно едет зигзагами?
И не пытайтесь! Лежите как лежали, потому что любые ваши телодвижения могут быть восприняты превратно.
Во всяком случае, мои, кажется, были. Вместо того чтобы помочь подняться, Никита Владимирович сжал меня в объятиях. И я уже второй раз за вечер ощутила его губы на своих. Только теперь зрителей не было (таксист не в счет — он смотрел на дорогу, стараясь не пропустить ни одной ямы и наехать на каждую).
21
Я проснулась после полудня.
Что-то зачастили в моей жизни вечера, о которых не хочется вспоминать. И если о первом я действительно не помнила, то все, что произошло вчера, помнила очень хорошо. И спасительного «не знаю, что творила», «я был пьян, я вел себя недостойно, простите» — в общем, ничего такого у меня не было. А было… Ох, о том, что было, и думать не хотелось…
Воспоминания — яркие и отчетливые, как фильм в HD-качестве, — проносились перед мысленным взором. Такси делает невероятный финт, я лечу, приземляюсь на шефа. Пытаюсь как-то принять прежнее положение. Он меня придерживает (или обнимает — теперь уже не поймешь). Я опираюсь на руку, поднимаю голову — и наши губы встречаются.
И если честно, я категорически не представляю, как это могло выглядеть с его стороны. Вполне возможно, что он решил, что инициатор — как раз я. Он запросто мог так решить!
Кошмар!
Следующая картинка была такая же ясная, как и первая. И такая же неутешительная. Такси останавливается. А мы — нет.
Водитель напоминает о себе нетерпеливым «Гм…»
Мы отрываемся друг от друга. В свете фонарей я вижу его лицо. И на нем читается… Да откуда я знаю, что на нем читается! Тоже мне, нашли чтеца по лицам.
Кажется, он смотрел на меня удивленно. Словно ожидал увидеть на моем месте кого-то другого… Но это я тоже уже додумываю. В общем, с этим моментом — никакой ясности.
Дальше — он выходит из машины, помогает выбраться мне и провожает к подъезду. И молча застывает, категорически наплевав на то, что таксист торопится снова разогнаться — вдруг на этот раз получится взлететь?
И я тоже. И мы стоим, как первоклассники, когда в класс заходит учитель. Будто ждем команды: садитесь, дети. А команды нет.
Прошла целая вечность или что-то вроде того, пока он не сказал:
— Спокойной ночи, Лисова.
И ушел.
И если вы спросите меня, что все это значило, я вам не отвечу. Потому что ответа я не знаю…
Я взглянула на телефон: четырнадцать пропущенных. Один от Никиты Владимировича, один от Павла Александровича и двенадцать… правильно! от менеджера по уборке Раисы Павловны.
Если бы я вчера не отключила звук, эта дружная компания превратила бы мое утро в ад. Нет, конечно, есть в этом утре и без того что-то адское, но я хотя бы выспалась. Перезванивать ни по одному из номеров я не торопилась.
Павел Александрович сам виноват, не о чем с ним разговаривать. Тетю Раю мой обессиленный организм просто не выдержит, а вот Никита Владимирович… С ним, может быть, я бы и не отказалась поговорить. Да вот только о чем? О том, как он сожалеет, что вчера позволил себе выйти за рамки? Ну так он за этими рамками выгуливался не в одиночку. Я ему составила компанию. И узнать, что ему очень жаль, не спешила.
Но дело было даже не в этом.
Просто для Никиты Владимировича вся эта ситуация выглядит совсем не такой, какая она есть на самом деле. Он-то ведь считает (и я лично ему это подтвердила!), что мы с любимым заказчиком вполне себе пара. И с этой точки зрения наш вчерашний выход за рамки выглядит очень нехорошо. А сама я выгляжу ничем не лучше, чем тот же Антон, емкую характеристику которому дала моя тетушка.
Телефон зазвонил, и я напряглась. Кто бы из троих желающих со мной пообщаться ни застал меня первым, говорить с ним я явно не хотела.
Взгляд на экран.
Павел Александрович.
Облегченный вздох
Надо сказать, если бы мне и правда пришлось выбирать, с кем из этих троих поговорить, я бы точно выбрала его. По крайней мере, перед ним я ни в чем не виновата. Он не потребует от меня никаких объяснений и рассказов о моей жизни, о которой я бы сейчас предпочла бы молчать.
— Здравствуйте, Лина.
Какой все-таки приятный человек! Он знает, как меня зовут, а не обращается ко мне по фамилии. Впрочем, на этом его достоинства заканчиваются. Это из-за него мне пришлось идти на свадьбу с боссом, а потом произошло все, что произошло. И теперь я вообще не знаю, куда мне деваться.
— Здравствуйте. Как ваше здоровьичко? Уже научились прыгать на одной ноге или еще осваиваете этот метод передвижения?
— Еще осваиваю, — ответил Павел Александрович, — Лина, мне очень неловко, что я вас подвел и вам пришлось идти одной, и я даже не знаю, как я могу искупить свою вину. Требуйте, что хотите!
— Вы бы поосторожнее с такими заявлениями, — я вспомнила, как планировала оттяпать у Никиты Владимировича половину коттеджа и место в кабинете. И тут же разозлилась на себя: неужели теперь все мои мысли будут сводиться к Никите Владимировичу. Очень бы этого не хотелось. — А то я могу и бизнес потребовать, с квартирой и прочим имуществом.