Я ненавижу босса! - Страница 44

— Ну, у вас получилось! В результате он ушел.

— Это да, — кивнул Никита Владимирович, зацепив подбородком мою макушку и заставив меня вздрогнуть.

Раз уж у нас вечер откровенности, может, удастся удовлетворить свое любопытство…

— А что он вам сделал хоть?

— Да ничего особенного… — чувствовалось, что говорить об этом мой шеф вообще не хочет. — Я сам виноват. На перемене он что-то перекладывал на столе, а я подошел сзади и громко хлопнул бумажным пакетом. Планировалось, что он испугается, подпрыгнет, смешно будет…

— И?..

— И в следующую секунду я уже лежал мордой в пол с заломанной за спину рукой. В гробовой тишине. Одноклассники оценили. Он меня скрутил, я даже пикнуть не успел.

— Ничего себе! Так он у нас Рэмбо?

— Он извинился. Говорит — само получилось. Вроде как до автоматизма это у них отработано… Но на самом деле врал. Он нарочно. Просто я его достал уже до крайности.

Нарочно или нечаянно, а за такое обращение с учениками из школы можно вылететь быстро.

— И вы не пожаловались?

Никита Владимирович хмыкнул:

— Вы, наверное, никогда не были мальчишкой-старшеклассником…

— Да уж, как-то не довелось.

— Понимаете, он и без того размазал мой авторитет по полу тонким слоем. После этого надо было пойти наябедничать папе?

Да, наверное, так. Хотя я и правда не слишком разбираюсь в том, как и почему ведут себя мальчишки.

Зато разбираюсь кое в чем другом.

— А теперь, значит, вы выждали и решили отбить у него девушку. Чтобы восстановить поруганную честь.

— Издеваетесь? Он тогда пошел работать на моего отца. Поверьте, в мире нет ничего хуже, чем иметь дело с моим отцом. Так что все было восстановлено сразу же. И к тому же вы вовсе не его девушка.

— Это еще почему?

— Последние три месяца вы каждый день задерживаетесь на работе. Иногда до девяти, иногда до полуночи. Ставлю четыре кофе-машины и принтер в придачу на то, никакого парня у вас нет. Даже кота у вас нет, потому что его надо кормить.

— Откуда вы знаете? Может, Паша кормит моего кота, пока я строю карьеру.

Он рассмеялся.

— Послушайте, я понимаю. Тогда, после свадьбы я действительно позволил себе лишнее. Особенно учитывая то, что вы на меня работаете. Но если я вам несимпатичен, вы могли бы мне так и сказать, а не придумывать мифического парня. И не втягивать в это несчастного Павла Александровича. Он бы целое состояние на цветах сэкономил.

Я вообще-то и раньше подозревала, что людям надо разговаривать. Если ты считаешь, что кто-то считает что-то, вовсе не факт, что ты прав и он действительно считает так, как ты про него думаешь… Я точно не запуталась, излагая эту, безусловно, оригинальную и мудрую мысль?

И вот что теперь делать? И надо ли что-то делать, если мы уже стоим посреди темного лифта и обнимаемся?

— Почему вы не верите, что мы встречаемся? — действительно обидно! Мы, между прочим, старались.

— Сначала верил…

— И почему перестали?

Кажется, ему это начало надоедать.

— Хотя бы потому что мы уже почти час торчим в этом лифте, а вы даже не подумали ему звонить.

Я возмущенно вдохнула, собираясь как-нибудь достойно объяснить эту кажущуюся нелогичность, но договорить мне не дали:

— Знаете, Ангелина, — он почему-то пропустил отчество. — Я ингода жалею, что в жизни не как в компьютерной игре. Нельзя сохраниться, а потом вернуться назад и все изменить.

— Ну да. Это несколько неудобно, — осторожно согласилась я, не слишком понимая, куда он клонит.

— Я совершил ошибку. В тот день, когда мы были на свадьбе у ваших друзей. Непростительную ошибку.

Мне кажется, мы оба тогда чего только не насовершали… Но слышать, что он считает это ошибкой, все равно было неприятно.

— А давайте переиграем все заново? Вдруг получится все исправить? — предложил он с каким-то нездоровым энтузиазмом.

Хм… Интересно. И что же он хочет исправлять?

— Давайте, — мне было как минимум любопытно. — С какого момента начнем?

— Когда мы приехали. И я пошел проводить вас до подъезда.

Помню. Мы тогда стояли молча. Как два идиота. Пока он не пожелал мне спокойной ночи.

— Тогда вам нужно меня отпустить. Расстояние между нами точно было больше… — мысль о том, что я окажусь в темноте и без поддержки, меня совсем не грела. Но что поделать, реконструкция — значит реконструкция.

— Не нужно.

Он мягко коснулся моих губ губами. И это почему-то сработало. Я словно и правда оказалась посреди летней ночи, когда все было прекрасно и все казалось возможным. Когда я целовалась так, будто это — самое важное дело в моей жизни, когда… Я отстранилась на секунду, чтобы вдохнуть, и, достоверности ради, напомнила:

— Там вас еще такси ждет…

— Лисова, вы невыносимы, — он прижал меня к себе так крепко, словно мы не виделись много лет и наконец встретились. — К черту такси!

Я не знаю, сколько прошло времени. Оно словно исчезло. Не остановилось — а перестало существовать. Будто бы мы провалились в параллельную вселенную, где нет ничего — ни офисов, ни лифтов, ни времени суток. Где нельзя ни думать, ни говорить, ни двигаться. А можно лишь прислушиваться к стуку его сердца, ловить ртом дыхание, удивляться: какие мягкие губы… Задыхаться — не оттого, что не хватает воздуха, а оттого, что невозможно чувствовать — столько. И так.

Но главное — все-таки не думать.

Лифт дернулся и медленно поплыл вниз. Заморгали и засветились лампы.

Кажется, подъехали лифтеры, и наше заточение закончилось. Я оторвалась от Никиты Владимировича и сделала шаг в сторону.